— Да, кажется, было дело, — скромно ответил тот и протянул руку, — Я не запомнил, как тебя зовут.

— А я еще не представлялся, — нашелся Барни. — Я — Барни Ливингстон, и я рад, что к тому моменту, как мне пришлось играть против твоей команды, ты уже закончил университет. А кстати, как получилось, что ты только сейчас поступил на медицинский? Ведь твой выпуск был два года назад.

— Наверное, я умственно отсталый, — хитро улыбнулся Беннет.

— Не верь ему, Барн! — предостерегла Лора — Он был в Оксфорде, получил стипендию от Фонда Родеса.

— Звучит! — сказал Барни. — А тебе известно, что в подвале этого обширного мавзолея есть спортзал? Может, как-нибудь сходим, покидаем мяч?

— С удовольствием, — оживился Беннет — Вообще-то надежные люди мне говорили, что в пять тридцать обычно бывает игра для желающих. Что, если мы эту информацию проверим?

— О’кей, отлично! — с радостью согласился Барни.

— Тогда до встречи, — сказал Беннет. — А теперь прошу меня извинить. Я дал торжественную клятву доктору Даулингу, что выслушаю его «похвальное слово ортопедии».

Барни проследил взглядом, как Беннет Ландсманн легко движется в толпе, и подумал: «Интересно, что он чувствует, будучи единственным черным на курсе? Готов поклясться, что при всей его непринужденности и обаянии в глубине души он чертовски одинок. Или зол. Или и то и другое».

* * *

Перед уходом Барни познакомился еще с несколькими сокурсниками, среди которых был Хэнк Дуайер, выпускник университета Святого Креста, юноша с тихим голосом и фарфоровым личиком, родом из Питтсбурга. Он уже учился на священника, когда вдруг почувствовал призвание к медицине, однако было заметно, что его продолжают раздирать противоречивые чувства.

— Ну, — утешил его Барни, — у тебя был предшественник — святой Лука.

— Да, — согласился Дуайер с кислой улыбкой. — Именно это я сказал своей матери. Она все еще против моей затеи. В нашей семье религия стоит на первом месте.

— А что происходит, если кто-то вдруг заболел?

— Идем в церковь и молимся за его выздоровление.

— А если умрет?

— Тогда зовем священника, чтобы соборовал.

Барни догадывался, что желание этого парня сменить белый воротничок на белый халат было продиктовано не только стремлением исцелять. Ибо он заметил, что Хэнк украдкой поглядывает на Грету Андерсен.

Барни ушел около семи и быстро поднялся к себе, чтобы переодеться во что-нибудь более спортивное. В семь двадцать четыре он уже был внизу, чтобы занять позицию до того, как несравненная Грета предстанет его очам.

От возбуждения его мысли бежали стремительно. Барни вдруг понял, что вести эту Венеру Милосскую в простую пиццерию — все равно что пригласить британскую королеву в пончиковую «Данкин».

Нет, такой возможности может больше и не представиться! Думай, Ливингстон, куда ее повести, в какое место, чтобы там была еще и приятная атмосфера? И шик!

Что, если в гриль-бар «Копли»? Симпатичная деревянная обшивка, приглушенный свет… Но это потянет баксов на двадцать, не меньше.

Тут он наконец взглянул на часы. Было уже четверть девятого, а Грета все не шла.

Звонки в ее комнату ничего не дали. Все разбежались праздновать эту последнюю ночь свободы. Барни устал, проголодался и расстроился. Но более всего его мучило недоумение. Какого черта она его так обнадежила, если не собиралась с ним никуда идти? А кроме того, могла бы отменить свидание, сославшись на усталость или еще что-нибудь. Неожиданно появились Лора с Палмером.

— Барн, что ты тут делаешь в гордом одиночестве? Я думала, у тебя свидание с Гретой.

— Я тоже так думал. Надо полагать, у нее появилось предложение поинтереснее.

Тогда почему бы тебе не пойти с нами перекусить? — пригласил Палмер с искренним сочувствием. — Идем, еда — почти такое же удовольствие, как сам знаешь что.

Барни понимающе улыбнулся. Он встал и двинулся следом за ними, внутренне признав правоту Лоры: Палмер действительно отличный парень.

Через несколько минут они втиснулись на сиденье «порше», и машина рванула в сторону кафе «Джек и Мариан», где Лора немедленно заказала огромный шоколадный торт.

— Легкая гипергликемия, спровоцированная изрядной дозой углеводов, прекрасно поднимает настроение, — объявила она.

В глубине души она была встревожена больше самого Барни, который к десятому куску уже полностью забыл о своем уязвленном мужском самолюбии. «Ведь мне с этой секс-бомбой жить в одной комнате, — твердила себе Лора. — Остается надеяться, что меня она не сведет с ума!»

Вернувшись в общежитие, Лора распрощалась с Палмером в вестибюле:

— До следующей субботы ты совершенно свободен, мальчик.

— Против воли, — нехотя согласился тот — Но я тебе буду звонить. — Уже уходя, он помахал им рукой: — Чао, эскулапы.

Лора с Барни остались вдвоем.

— Спасибо тебе, Кастельяно. Пока вы не появились, меня терзала оскорбленная гордость. В любом случае, твой Тэлбот — потрясающий парень.

— Да, — бросила Лора, направляясь к своей двери — Пожалуй, он даже слишком хорош для меня.